Время шло. В сентябре 17-го мне позвонил маленький кадровик и сказал, что секретность на меня должна быть оформлена в военкомате. Я сказал, что проходил через это несколько больше раз чем он, и уверен, что это не соответствует действительности, а посему пускай ЗГТшник сгребает свою жопу в горсть и более плотно приступает к работе. Так же я пообещал подкрепить слова пруфпиками и ссылками на нормативные документы. Он пообещал то же самое.

Если честно, качели с допуском к секретам уже изрядно подзаебали, а т.к. допуск нужен по второй форме, то и делается он не за десять дней и не в местном управлении ФСБ. И уж если год назад третью форму в муках рожали три месяца, то перспективы родов более крупной бумаги пугали своей тёмной сферической бесконечностью.

Чтобы хоть как-то ускорить хотя бы отправку документов чекистам, я, ловко воспользовавшись отпуском шефа, еду в военкомат бороться с ветряными мельницами. В секретной части две гипножабы смотрят на меня, даже не как на мудака, а как на самого настоящего гитлера. Ибо пришёл, и требует выдать ему всех евреев ему что-то объяснить!! Какой же пидорас! Когда же я только заикаюсь о том, что восстанавливаюсь в рядах, и мне нужно оформить допуск к секретам, и без того мерзкие секретчицы, даже не дослушав, в мгновение ока, превращаются в самых едовитых жаб, которых только можно себе вообразить. Создаётся ощущение, что нормально разговаривать они не умеют от рождения, злобные рогатые твари. Кое-как пробившись сквозь поток ругани, брызгающей слюны, яда и междометий, доношу до них, что не собираюсь заставлять их работать. Правда не могу гарантировать, что в это время пару раз не ввернул в их адрес слово «блядь. Чуть успокоившись, жабы снова показали мне тот факс, где ФСБ витиевато послало на хуй военкомат с их запросом на оформление допуска. Я его немедленно сфотографировал и направил маленькому кадровику, приправив это ссылками на какие-то более другие приказы и директивы, которые они и так должны знать. После этого в эфире снова вновь наступила тишина.

Всё это время, всем звонившим заинтересованным лицам я терпеливо объяснял, что оформляется допуск и, как только дадут добро, – я немедленно встану в стройные ряды. Однако…

Спустя пару недель звонит маленький кадровик и рассказывает историю, что ни в какое ФСБ ни хуя не ушло, и что справки, которые я представил им для оформления допуска уже просрочены и требуется приложить новые, потому что вдруг я за это время спился в томительном ожидании или даже стал норкоманом, а может просто сошёл с ума, и писиюсь под себя при первых нотах гимна, и все эти подозрения необходимо опровергнуть в самое ближайшее время.

«Уважаемый товарищ копетан! В курсе ли вы, что каждая такая справка, особенно от ебучего норколога стоит денег? В курсе ли вы, что для того чтобы получить эту вашу ебучую справку, мне надо уебать с работы как минимум на пол дня? В курсе ли вы, что работодатели не горят желанием отпускать своих сотрудников в эти ебучие диспансеры, зная, что туда ходят на уже смазанных лыжах? И в курсе ли вы, что эти ебучие справки надо будет ещё как-то доставить в вашу ебучую Тверь?», - сказал я ему про себя, но голосом ответил: «Конечно поднастопиздел этот милитари аттракцион, но обилия вариантов для выбора я тут не вижу. Сделаю, а как сделаю – всенепременно доставлю». В тот же вечер, ВНЕЗАПНО, звонит мне Настасия и томным голосом, буквально шепчет в трубку, что никак не может забыть те первые пять раз, и очень хочет со мной увидеться вновь, к тому же и повод есть более чем благовидный: из отпусков, командировок и отпусков вернулся специалист по полиграфам! Надо прямо сейчас застолбить клетку в календаре, и приехать к нему хоть на розовом пони, потому что в любой момент он опять может умчать в седеющие дали. Назначаю свой визит на какой-то ближайший день и, роняя тапки, бегу в диспансеры.

Снова маффин, снова макиато, снова Ласточка. Снова час топчусь перед КПП, так как меня ни кто не ждёт. Слава богу, мимо пробегает маленький кадровик и проводит меня внутрь. Пока Настасия гладит сетчатые чулки занимается какими-то более важными делами, иду к ЗГТшнице и отдаю ей свеженькие справки. Она тут же сажает меня переписывать ту самую длиннющую анкету на допуск, потому что там были какие-то ошибки (интересно, когда она планировала мне об этом сообщить). Тут же оказывается, что на новую анкету нужны новые фотографии, потому что на старых уже клеймо ставить некуда стоит печать, и вооще фотографии, должны быть НОВЫМИ. Бляяя. Выхожу в город, ищу фотосалон, фотографируюсь с запасом по количеству. Возвращаюсь назад. Тут у всех обед и на КПП меня не узнают. Звоню кадровику, он говорит: «Жди конца обеда». Жду. После обеда он меня снова проводит на территорию. Отдаю фотки ЗГТшнице и умоляю её проверить, правильно ли заполнена анкета прямо сейчас, потому что «к вам не наездишься, блять». После того, как она сказала, что всё правильно, иду к Настасье. Настасия вновь рада мне, но заметно, что радость её омрачена тем, что я сегодня не к ней, и к тому же снова сожрал черничный маффин предназначенный для неё. Поэтому она просто проводит меня в медпункт, сажает в коридоре, и с обидой стягивает чулки говорит, что специалист по полиграфам на совещании, но весьма скоро будет, ждите.

Тридцать минут всем было абсолютно похуй на то, что в коридоре сидит какой-то странный гражданский хуй в кожаной куртке и расслабленно зыркает по сторонам, при этом ехидно улыбаясь. Потом ко мне по одной начали подходить местные тёти: «А кого это вы тут ждёте?!», - с интересом и одновременно с вызовом спрашивали они меня. «Я, - говорю, - жду Полиграф Полиграфыча. А для чего – вам должно быть строго по хуй», -  отвечал я каждой из них. «Но его сегодня уже не будет!», - обнадёживали они меня, что вселяло оптимизм и придавало бодрости ягодицам. Тут же при мне, бабка  из регистратуры, такая вот дохуяначальница, знаете?, выдавала прибывшему на медосмотр взводу медкарты, но одного курсанта совершенно не стесняясь отхуесосила прямо в лицо. «В чём могла быть причина?», - спросите вы. А я вам отвечу, что этот неразумный эмбрион лийтинанта оказался из той же роты, но из другого взвода и прибыл сюда хоть и в составе подразделения, но под руководством не своего замкомвзвода. То есть сделал это неорганизованно и в неустановленном порядке, чего допустить, конечно же, никак нельзя. Все его робкие объяснения, что он был в наряде и в составе своего подразделения прийти ну никак не мог, и что все командиры вплоть до заместителя министра обороны в курсе, всё разбивалось на мелкие осколки о должностную инструкцию этой дохуяначальницы. «Приходите со своим замкомвзводом! - орала она на него громко и срываясь на визг, - или с командиром взвода! Или с комадиром роты! Только им дам вашу медкарту!» Доверить вполне совершеннолетнему курсанту медицинскую карту для диспансеризации: ни в коем случае! Сожжёт, прочитает, подотрётся, помнёт или просто проебёт! Что ещё от него, долбайоба, можно ожидать? Давайте лучше мы выдадим ему автомат с тремя рожками боевых патронов и поставим на караульную вышку стрелять по нарушителям. Военные, блять…

Спустя полтора часа ожидания пришёл Полиграф Полиграфыч, и мы пошли в его лабораторию правды.

Комната с высоким потолком, обшарпанными жёлтыми стенами и потёртым деревянным полом. Пыльные шторы на высоких окнах. Неяркий свет из одинокой лампы с обосранным всеми мухами Твери плафоном. Из обстановки: два стола, три стула. На столе ноут и какая-то коробочка. Третий стул электрический. К нему подведены какие-то провода к запястьям и даже к жопе. Мрачновато.

Сели. Познакомились. Пока грузился ноут, прозвучали дежурные вопросы про почему служить, и всё ли хорошо с головой. Потом меня усадили на электрический стул, обмотали проводами, какими-то липучками, датчиками один вставили в жопу и сказали, что так надо и сказали впредь отвечать односложно, смотреть в одну точку и ни о чём не думать. Понеслась.

Я пытался сломать систему: про себя, но громко, думая о всякой хуете диаметрально противоположенной заданным вопросам. Или ещё, повторял про себя какую-то ерунду не соответствующую действительности, например при вопросе «Вас зовут Максим?» я в голос отвечал да, но про себя уверенно говорил, что я Игорёк. Не потому, что хотел что-то скрыть, а просто ради спортивного интереса. В конце концов, это они хотят установить границы моего пиздежа, вот и пускай копаются в моей голове с максимальным профессионализмом и напряжением вен на висках.

Где-то через 30-40 минут всё закончилось. Полиграф Полиграфович морщил лоб в монитор, пока я разворачивал подвёрнутые джинсы. А потом огорошил меня вопросом, мол, не спиздел ли я где-то несколько больше, чем может уместиться в погрешность измерения? Я, говорю, был предельно честен, и скрывать мне нечего. А он настаивает, что графики ведут себя очень странно при ответе на вопрос о проблемах с законом и приводах в милицию. Ну, я говорю, что судим не был, но вот в десятом классе проходил свидетелем по очень любопытному делу, и опера прессовали без каких-либо скидок, так как подозревали и кололи, как рецидивиста. И вот возможно именно оттуда растут ноги аномалий в этих ваших графиках. Полиграф Полиграфыч пожал плечами, и мы распрощались. Перед уходом я ещё раз забежал к маленькому кадровику, рассказал обо всех событиях дня и заверил его в самых тёплых чувствах. А после, весело гутаря, побежал в бар, потому что до поезда очень кстати оставалось полтора часа, а бар очень кстати случился буквально в ста метрах от КПП.